В последние несколько недель эту вывеску можно было без труда лицезреть прямо над моими мрачно сдвинутыми бровями. Буквы были крупные, четкие, и отлично просматривались с дальнего расстояния, а тем, кто не мог или не желал читать, порой весьма несправедливо доставалось на орехи. Спать хотелось всегда и везде, но нигде и никогда на это не было никакой возможности, на слой перманентной усталости волнами накатывали дикое раздражение и злость, в первую очередь на себя и непонятно за что. Чудные недели.
Проживай я в Соединенных Штатах, я бы наверняка стала героиней ток-шоу или вдохновляющей статьи в массовом журнале под заголовком  типа «I survived stress». А позже, может, даже, открыла бы свою колонку в газете, где общалась бы со страдающими людьми и раздавала им добрые советы, а может, вообще написала бы книжку, пополнившую завалы подобной белиберды на книжных свалках, но которую бы по непонятным причинам охотно раскупали подсевшие на подобную психотерапевтическую литературу американцы. Но мы живем не в Штатах, и «ситуэйшн» пришлось переживать без психотерапевтов и армии сочувствующих «коллег по несчастью». Дабы поменьше третировать находившихся рядом с собой товарищей разной степени близости, мне по большей части оставалось сверлить свирепым взглядом стены и потолок комнат и кабинетов, изредка позволяя себе в разумных дозах хамство и не очень вредные для здоровья взбрыки.
Что же это такое? – спросите вы, друзья. Я скажу, что это отнюдь не редко встречающаяся комбинация иссушающей внутренности учебы, немалых объемов работы и плохой погоды, уже самой по себе не способствующей хорошему настроению, и через весь этот диагноз красной строкой проходит слово НОЯБРЬ. Я не знаю, почему именно этот месяц приносит мне столько негатива, что каждый год практически выпадает из воспоминаний, ведь помнить, как известно, хочется только хорошее. Может быть, он просто аккумулирует основную массу предназначенных мне за год неприятных эмоций, и эти четыре недели просто нужно пережить, чтобы обеспечить себе следующие одиннадцать месяцев абсолютного беззаботного счастья. А может быть, это просто месяц такой. Финишный во многих отношениях.
Тем не менее, почему-то именно в ноябре окончательно стаптывается пара любимых туфель и рвется до лохматых ниток молния на новеньком, только что купленном сапожке, на сковороде сгорает дочерна последняя картошка, и это при том, что до получения денег еще неделя, или неловким нажатием кнопки безвозвратно удаляется из компьютера любимая песня. Даже первый снег, хоть какая-то радость от предстоящей зимы, выпадает непонятно как. А в прошлом ноябре по пути домой я купила у милой бабушки две головки чеснока и, ни зги не видя в темноте, вместо одной тысячи вручила ей пятьдесят. Инфаркт настиг меня в магазине, когда у кассы я с самым деловым видом открыла кошелек. Бабушка была найдена и баланс на счету восстановлен, но о том, скольких это стоило нервов и злых слез, не из-за денег, а из-за своей глупости и растяпочности, и из-за НОЯБРЯ, лучше не вспоминать. Самое обидное, что именно в НОЯБРЕ эти мелкие пакости жизни приносят столько расстройств и негатива, когда, казалось бы, в любое другое время тебя это только улыбнуло. НОЯБРЬ. Ну и пусть бы все ограничивалось всякими подлянками вроде рассыпанного на постель сахара или упавшей за комод зубной щетки. Нет же. Для меня это еще и месяц, когда, как по часам, разваливаются самые, казалось бы, многообещающие love affairs, а в суете повседневных проблем отдаляются по-настоящему дорогие люди. Наверное, их тоже доканывает этот мерзопакостный месяц, ибо потом большинство отношений возвращается на круги своя. Большинство, но не все, а уж романтика, она вообще такая вещь. Невозвращабельная.
«Красивый» снег все же выпал, хоть он был и не первым. И, да, уже растаял. Ну все правильно – чего еще вы ждали от Н. Новый месяц – новая жизнь.  АВЕ ЗИМА.

Катерина Ромашкина Богалейша, 211